Про подлеца

Специально для  chuPC - этимология слова "подлец":

Польское по происхождению слово "подлец" - производное от слова "подлый" (польск. роdљу).

Первоначально оно не было оскорблением - так называлось крестьянское сословие, облагаемое податью.
Затем это слово стало обозначать человека из простонародья - простого и незнатного.

В словаре Ушакова о слове "подлый" написано: «Буквально — низший, первоначально означало: принадлежащий к крестьянскому, податному сословию и употреблялось как термин, без бранного оттенка».

Но потом слово "подлец" стало почти оскорблением.

И уже Пушкин, например, в "Капитанской дочке" писал: "... в подлых выражениях изъявляя свою радость и усердие" (это он о Швабрине) - и у него это означало "в льстивых, подобострастных".

@темы: филологические заморочки

---

Мерзавец

Знаете ли вы, что по одной из версий слово "мерзавец" образовалось довольно "забавным" образом - согласно одному из преданий, которое гласит:

В Древней Руси была распространена одна "зимняя" казнь - в зверский мороз преступника привязывали к столбу и обливали холодной водой, из-за чего человек покрывался толстым слоем льда, а зеваки и прохожие, завидев приговорённого, обзывали его "мерзавцем".

@темы: знаете ли вы, филологические заморочки

---

Знаете ли вы, что в эпоху Ренессанса на кострах сжигали, например, женщин, которые были легче 45 килограмм.
Считалось, что их маленький вес позволяет им летать на метле

@темы: знаете ли вы

---

Краткая морфология филологического факультета

В четверг, в первый раз за семестр, словно по негласной договорённости весь курс собрался на лекции целиком.

Как повелось с первого курса, все рассаживаются в аудитории по группкам, таким, знаете ли, Стаям, как в книжке "Дом в котором..." Мариам Петросян.
Так вот, стайки эти, на первый взгляд образованные по чистой случайности как и в любом другом коллективе, на деле - самое что ни на есть классовое или, скорее уж кастовое, деление.

Так уж вышло, что филологический факультет, на коем мне выпала честь учиться, - настоящее змеиное гнездо, сборище людей чрезвычайно разных, динамитный склад, грозящий разнести университет по кирпичикам при малейшем сотрясении или скачке температур, так что такая классовость/кастовость - есть элемент жизненно важный, сглаживающий "острые углы", амортизирующий.
Он одновременно и изолирует несовместимые, конфликтующие части такой ячейки общества и является эдаким "клеем", намертво скрепляющим всю конструкцию, не позволяя ей развалиться.

Всего в группе 8 стай, они никак не проименованы и само их наличие огласке не подвергается.
Это - только для Нас.
Каждый, кто оказался с Нами в одной "клетке", имя которой - Филфак, обязан принести Обет Молчания самому себе, переступив порог.
Это - Табу.
Одно неосторожное слово - и все расслоится, расклеится.
Состайник устыдится состайника, осознав, своё "Я".
Стая ополчится на Стаю.
Но покуда об этом молчат - в филологических "джунглях" царит покой и порядок, все Стаи собираются на лекции как звери на водопой в засушливый период и не скаля зубов жадно пьют знания из неиссякаемого Источника-Науки.

Первая Стая на курсе - самая дружная, окрещённая мной Общажниками. Общажники живут в Стае бок о бок, спят в тесных комнатах по четыре человека, готовят на общих кухнях и моются в общих душевых.
Общажника можно узнать по резкому запаху нестираной одежды и нечищеных зубов, неопрятному внешнему виду человека, только что вскочившего с кровати и прибежавшего в университет, не потрудившись переодеться, и по неизменно идеально выполненному конспекту, которые, как правило, крапают сразу всей Стаей. Общажники - самая дружелюбная Стая, но если на курсе случился конфликт - будь уверен, это дело рук какого-нибудь заскучавшего Общажника.

Есть Павлины - самая "престижная" стая. Павлины могут позволить себе тратить по двести рублей в день на дорогу до университета и живут дома с родителями или в собственноручно свитых семейных гнёздышках.
Опознать в толпе Павлина - проще простого: они пахнут дорогими парфюмами и пестрят модными брендами.
Павлины - стая самая "миролюбивая" стая, если на курсе случился конфликт - Павлин никогда не упустит случая высказать своё "фи" его инициатору.

Но эти две стаи - самые ярко выраженные, они выполняют роль своеобразных "декораций" на общей сцене. Их члены почти не связаны между собой общими интересами или чем-либо еще, за исключением общих ореолов вынужденного обитания.
Другие же стаи - организмы более сознательные.

Среди них есть Русичи - Стая, члены которой яро борются за интересы русской нации, слушают этническую музыку, читают славянские Веды, безрезультатно пропагандируют на курсе староверие и изо всех сил безуспешно стараются разжечь межнациональную рознь.
Русичи не пьют и не курят.
Они - самая агрессивная стая.

Чернокнижники - Стая, члены которой поголовно одеты в черное, - самая яркая на курсе.
В наушниках у них гремит рок и метал, они читают на лекциях сатанинские библии, предусмотрительно прикрывая обложки книг тетрадками от глаз вездесущих преподавателей.
Чернокнижники не брезгуют ни какими видами опьяняющих веществ и если на курсе кто-то вызвал праведный гнев администрации, получил выговор или нарушил устав, то это ни кто иной как Чернокнижник.

Парадоксально, что Чернокнижники удивительно дружны с Русичами.

Функционеры - узнаются по поношенным, но опрятным костюмчикам и педантично уложенным гладким причёскам.
Все Функционеры - отличники, получают повышенную стипендию не столько за знания, сколько за умение угодить.
Они моют руки от трёх до чёрт разберёт скольки раз в день, не забывая о антибактериальных лосьонах для рук и влажных салфетках. Они пьют несколько видов витаминов и добавок для укрепления иммунитета одновременно и в строго определённое время, ведь главное для Функционера - заботиться о здоровье и не заболеть, чтобы учиться, лебезить и раболепствовать перед преподавателями, покуда их не подкосит новый нервный срыв.
Функционеров не любят и не уважают, у них, можно сказать, нет жизни вне университета и нет иных целей за исключением одной - выполнять свою функцию в образовательном аппарате, воплощая образ "успешного" и ответственного студента.

Призраки - малолетние мамочки и папочки и вечно больные.
Каждый призрак считает, что ходить на учёбу - не царское дело, но всегда успевает "отбросить хвосты" и получает приличную оценку на экзаменах и зачётах.
Узнать Призрака можно, но сложно, ведь вероятность встретить Призрака в университете равно нулю.

Молчуны - стая самая малочисленная.
Молчуны не общаются не только с остальными Стаями, но и внутри своей Стаи.
Они молчат на семинарах, молчат в столовой, молчат в маршрутке и вообще открывают рот очень редко - на экзамене.
Если случился конфликт, Молчун промолчит, но навострит уши.
Удивительно, но Молчуны - вторые по осведомлённости после Общажников.

И Хамелеоны - умеющие вписаться в любую стаю и меняющие их по настроению и необходимости.

Нет, никто не "клеймён", всякий волен покинуть Стаю, поменяв круг интересов, поссорившись с состайниками или изловчившись стать Изгнанным.
Чтобы быть изгнанным надо очень изловчиться и умудриться подставить другие Стаи, навлечь на них праведный гнев суровых преподавателей, разозлить сплочённый рой Общажников или коммуну Функционеров.
Но и Изгнание - не конец, никто не кружит над Изгнанником кровожадным коршуном в случае если тот покается и повинится.

Так и живём - наживаем друзей и врагов, обрастаем взаимными обидами и долгами, искореняем предрассудки и укореняемся в некоторых из них, ссоримся до слёз, воюем до первой крови, объявляем бойкоты, изгоняем неверных и неугодных...

И учимся - враждовать и любить, грешить и искупать грехи, учить и учиться - жить.

@темы: филолохи

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Днём прогремела первая в году гроза.

Мне с детства нравятся грозы.
Миг - и небо становится аспидно-серым, на него наползают плотные тучи, порывистый ветер бросается на деревья, крупные и холодные капли дождя одна за другой обрушиваются на землю, прибивая к асфальту пыль.

Грозный рокот и ослепительные вспышки молний, рассекающих хмурые небеса, внушают суеверный страх и восторженный трепет.

В воздухе пахнет озоном.

В детстве, в часы грозы взрослые отключали электричество и закрывали форточки, а мы, дети, с любопытством липли к оконным стёклам, с восхищением заглядывая за занавески.
Старшие братья рассказывали страшные истории о шаровых молниях, залетающих через щели в рамах, и о людях, попавших под их удар.

А мне нравилось распахнуть окно, впуская в затхлую комнату влажный воздух, раскинув руки упасть на кровать и закрыть глаза, вслушиваясь в перестук капель по подоконнику и лежать, наслаждаясь жутковатой симфонией громогласных небесных труб, пока невидимая ниточка в душе не перестанет встревоженно вздрагивать и шумные, оглушительные раскаты не превратятся лишь в убаюкивающий шёпот, ласковую зевсову колыбельную...

Или успеть улизнуть на улицу, выбежать под проливной дождь, больно бьющий по плечам и ручьём льющийся за шиворот, и, подставив лицо размашистым ударам вкусного, мокрого воздуха, широко распахнутыми глазами уставиться в небо, глядя как расползаются по нему сверкающие трещины.

И читать секунды.
Яркая вспышка - раз, два, три, четыре, пять... - громкий рокот.
Если на счёт "три" после вспышки в ответ звучит грозный гром - гроза близко.

Но взрослые, почуяв сквозняк, заходили в комнату и захлопывали окно, а бабушки за уши уводили меня, промокшую до нитки, домой...

"Начинается гроза,
Потемнело в полдень,
Полетел песок в глаза,
В небе - вспышки молний.

Ветер треплет цветники
На зелёном сквере,
В дом ворвались сквозняки,
Распахнули двери..."
Агния Барто.

---

Весеннее обострение

Слёзы, сопли, все дела.

Весеннее обострение - это когда ночью тебе ни с того ни с сего вдруг видится во сне твой бывший учитель, в которого ты была долго и безнадежно влюблена, и которого ты, к счастью или к несчастью - неважно, давно забыла.

И во сне ты лежишь в незнакомой квартире - в его квартире, которую ты детально нарисовала в своём воображении, - на чужом диване, с головой накрывшись одеялом.
Тебе холодно, стекающие по щекам слёзы противно заползают в уши, где-то в груди стучит то ли твоё шальное сердце, то ли не физическая, а душевная, но такая ощутимая боль.
Бом. Бом. Бом.

Слёзы прокладывают себе солёные дорожки на твоём лице, скрываясь за линией волос на виске и падают на прохладную накрахмаленную ткань пододеяльника.
Кап. Кап. Кап.

Из под одеяла ты слышишь как назойливо тикают в комнате настенные часы, отсчитывая слезинку за слезинкой, вторя ноющей пульсации в сердце.
Тик. Тик. Тик.

Из-под края одеяла тебе видна узкая полоска солнечного света, пробивающаяся сквозь не до конца зашторенное окно, и в ней лениво танцуют пылинки.

В голове гудит звенящая тишина, а в ней - формулы, буквы и числа, вереницы знакомых, но позабытых слов: Еi=дельта Ф делёное на дельта Т = дельта В умноженное на S делить на дельта Т, рассеивающая линза, лямбда, омега...

И когда начинает казаться, что ещё чуть-чуть и вся эта катавасия сведёт тебя с ума, ты внезапно слышишь крип половиц и видишь чью-то искаженную тень и знакомый силуэт, закрывший собой полоску света.
Ты замираешь под одеялом, вслушиваясь в эти внезапные звуки и опасливо смотришь на приближающуюся фигуру.
Фигура садится на край дивана - ты чувствуешь как прогибаются пружины - и тяжело вздыхает.
Из-под отогнутого одеяла тебе виден лишь свет, край его джинсов и потёртый нос чёрного ботинка.
Щеки жжёт от слез, но от страха или волнения ты забываешь о приютившийся в груди боли.
Он вздыхает ещё раз и передвинувшись - ты слышишь скрип старого дивана и шорох пододеяльника - откидывает край одеяла, закрывающий твоё заплаканное лицо.

Ты зажмуриваешь глаза, не осмеливаясь посмотреть, потому что чувствуешь, что если посмотришь и это правда окажется он, если ты узнаешь его, то уже не проснёшься утром в своей постели и навсегда останешься здесь, в этом ужасном сне, где из-за штор всегда будет выглядывать луч предутреннего весеннего солнца, будут тикать часы на стене, но зато он всегда будет рядом.

Внезапно ты чувствуешь на мокрой щеке его прохладную и шершавую ладонь. Он стирает с твоего лица солёные слёзы и убирает прилипшую к виску прядь волос:
- Настолько больно? - спрашивает он своим незабываемым, едва слышным голосом, но он заглушает весь тот кавардак звуков, который грозил взорвать твою несчастную голову.
- Нет. Больше нет. - отвечаешь ты, а он не убирает ладони и ты на самом деле чувствуешь, что тебе больше не больно.
Но не открываешь глаз.

Утром ты просыпаешься в "своей", отведенной тебе заботливыми родственниками проходной комнате и первым делом пугаешься, не услышал ли кто ночью твой плач, потому что и лицо, и подушка в самом деле всё промокли от слёз.
Часы на стене молчат - села батарейка, а из-за занавески и правда проглядывает солнце.
Вот только его нет в комнате и ты наконец-то окончательно осознаешь, что всё это был лишь бредовый сон.

Ты вытираешь лицо краем наколочки, встаешь с дивана и идёшь на кухню.
На кухне мама курит и пьёт свой утренний кофе. Ты поёживаешься и просишь закрыть окно - холодно, но она как обычно отвечает - "Холодно - оденься", а это значит, что она не услышала твоих ночных слёз, потому что если бы услышала, то вела бы себя принуждённо вежливо и заботливо.
И ты идёшь одеваться.

Жалеешь, что выходной и тебе не нужно в университет, ведь там можно было бы отвлечься, забыться в неразберихе цитат, дат, языков и истин, чтобы не думать о нем.
Но, видимо, не судьба.

Ты одеваешься, зачем-то выходишь из дома, садишься в полупустой в этот день вагон метро и едешь к нему - на его улицу.

Утро выдаётся пасмурным, но погода обещает разгуляться к вечеру - солнце гонит тучи прочь, к горизонту, солнце на секунду ослепляет тебя, ты поднимаешь голову к небу и оно кажется неудачным снимком очень плохого качества, зернистым, словно заснятым на мобильный телефон в негативе.
Воробьи что-то чирикают, скачут с ветки на ветку, мочат пёрышки в лужах, случайные прохожие потерянно глядят по сторонам, словно и сами удивляются, каким ветром их вынесло на улицу в законный выходной.
На улице пахнет новорождённым летом.
Но не им, а раньше тебе казалось, будто весь этот город пропах им одним.
Ты бродишь по переулкам и дворикам, отыскивая тот самый дом с незамысловатым номером.
Находишь и стоишь, всматриваясь в окна и гадая, какое из них его, за какой занавеской он наверняка сидит за столом и завтракает или всё ещё спит в своей постели.
Холодна ли его постель?
Видел ли он хоть однажды во снах тебя?
Занавеска на одном из окон внезапно вздрагивает и ты резко разворачиваешься к дому спиной и уходишь, скрывшись за поворотом.

Вернувшись домой ты первым делом лезешь в одну из жестяных коробок, в которых хранишь всякие дорогие сердцу мелочи и достаешь свёрток из кучи сложенных вчетверо листков, перетянутых перламутровой ленточкой - несколько выдранных из тетради по физике листиков, испещрённых его округлым почерком.
Разворошив его, один за одним подносишь к лицу листки, пытаясь уловить тот самый запах его парфюма, но запах, оказывается, давно уже выветрился.
Ты оседаешь на диван и сворачиваешься калачиком, уткнувшись носом в этот ворох, но всё равно ничего не чувствуешь, кроме сладковатого запаха чернил, пыли и целлюлозы.
Вот они все - и смешная округлая омега, и маленькая дельта, косые графики, так и не выученные формулы.
Только чернила, кажется, поблёкли, листочки истёрлись на месте сгибов и вот-вот грозят распасться в руках на четыре части.

И с этого дня, с этого сна ты становишься сама не своя.

Больше не ездишь к нему, но думать о нём всё равно не перестаёшь.
Часами меряешь шагами пространство квартиры, когда остаёшься дома одна, кривишь и кусаешь тонкие губы, трёшь бессонные, уставшие от слёз глаза.
Перед тем как выйти из дома примеряешь платье, улыбку и словцо покрасивее, а выйдя - то и дело оглядываешься в надежде, что тот, кто наверняка смотрит на тебя, дурочку, с небес, снизойдёт и пересечёт вас, соединит словно точки на плоскости.
Но он не снисходит, а ты - скучаешь.
Думаешь - не написать ли ему?
Не попросить ли о встрече, одной единственной, тебе ведь достаточно было бы получаса - просто взглянуть на него, вдохнуть, впитать его всего в себя, снова вспомнить и запомнить его лицо до мельчайшей морщинки, на этот раз навсегда, потому что другого шанса не выпадет.
Пообещав больше не признаваться в любви, не флиртовать и не заигрывать в заведомо безнадёжной попытке чем-то увлечь, постараться вырвать у жизни несколько часов с ним.

Мечтаешь, что он ответит "да" и вы встретитесь с ним в каком-нибудь маленьком кафе.
Ты придёшь раньше, сядешь спиной к двери, закажешь чай с бергамотом и откроешь на последних недочитанных страницах "Историю Российской империи" Соловьёва, которую, как он писал, он сейчас пытается читать, всё никак не может осилить и считает "ужасным занудством".
Книга увлечёт тебя, и время пробежит так скоро, что ты не заметишь, как откроется дверь, он войдет и подойдёт к твоему столику, как раньше подкрадывался к парте во время урока.
Скажет - "Здравствуй Соня" и ты медленно вернёшься к реальности, снимешь очки и привстанешь, чтобы пожать его прохладную ладонь.
Замешкаешься, одёрнешь руку, едва вспомнив, как ласково он утирал твои слёзы во сне, и смутишься совсем как в школе.
Вы посидите за столиком отведённые тебе полчаса, но разговор, разумеется, не заладится.
Ты попросишь его проводить тебя до метро и он не откажется из неизменной вежливости, а у метро ты не сдержишь торжественного обещания держать дистанцию и изловчишься поцеловать его в щёку на прощание.
Он взглянет на тебя с возмущением или с досадой и что-нибудь фыркнет, не сдержав горестного вздоха, как на уроках физики, когда кто-нибудь говорил глупость - "Уууй, ну ё-моё...!".
Ты лишь улыбнёшься и уйдешь не оглядываясь, чтобы не уронить свою и без того изваляную в грязи гордость, вернувшись и вцепившись что есть силы в его пиджак, плача и отказываясь отпустить.

Но ты пишешь ему лишь неизменное - "Здравствуйте, как у вас дела?", а он отвечает тебе скупым "Здравствуй, Соня. Вроде бы всё нормально".
И на этом ваш разговор как всегда заканчивается, потому что он никогда не говорит правду, не интересуется "А как дела у тебя" и больше не пишет "Сонечка"....

---

Майское

На смену дураку-апрелю, то радовавшему нас тёплым, почти летним солнцем, то пугавшему утренним морозцем, медленно подкрадывается май, а вместе с ним и майские праздники.

По телевизору круглосуточно крутят кино о Войне, государство готовится к параду, защитники Родины начищают до блеска ордена и медали, в школах начинаются классные часы, чтения и встречи с ветеранами.

Не знаю как вам, а мне в майские праздники время от времени хочется запереться в квартире на ключ и отключить радио и телевизор.
Я чисто физически не могу смотреть чёрно-белое кино о войне и читать книги.
Когда мне было лет семь, я посмотрела по телевизору "Судьбу человека", но до конца смогла досмотреть только к 11 - расплакалась и переключила канал.
Но и в 11 долго не осмеливалась открыть книгу Шелохова.
Сейчас мне 20, но каждое произведение советского или современного кинематографа о Войне, ровно как и книга, вполне способно выбить меня из колеи как минимум на несколько часов.

Я не могу смотреть на кошмары минувшей Войны, но смотрю.
Не могу читать о чувствах людей, воочию их увидевших, но читаю.
Я заставляю себя.
Размазываю по физиономии слёзы, но заставляю.
Потому что ничто из случившегося не следует забывать.
И никто из проливших кровь или даже слезы в то время не должен быть позабыт.

Когда мой прадедушка был ещё жив, он, сколько я себя помню, всегда отвечал на вопросы о Войне так - "Я воевал, чтобы вас никогда не коснулись все эти ужасы, чтобы вы и не знали, что есть на Земле такая вот злоба..." - и никогда не рассказывал о том, что ему довелось увидеть.
Возможно, он был прав.
Но я считаю себя не в праве позволить памяти о тех людях прерваться.

Потому что он воевал.
Потому что моя прабабушка, одетая в валенки и тулуп, в зверский мороз охраняла с винтовкой Кировский завод, такая молоденькая и худенькая, что и стрелять-то бестолку - за косу схватил и всё.
А другого прадедушку в голодное время едва не съели четверо в подворотне, да он сбежал из последних сил, поскальзываясь и падая до самого дома.

В своё время я, будучи школьницей, вызвалась "проводить" одну встречу с ветеранами и в начале чуть было не сбежала в слезах.
Это страшно.
Слушать рассказы бабушек и дедушек о Тех Днях, смотреть на их лица, которые вопреки всем виденным ими кошмарам всё ещё озаряются улыбками, - страшно.

Я стояла на сцене и читала стихотворение, выворачивавшее мне нутро инородной болью.
Моё лицо горело, руки, вспотевшие от страха, дрожали.
Читала ровным и громким голосом, стойко не проронив ни единой слезинки и отважно выпрямив спину.
Они, все они, не сломались, не давали волю слезам и предательской дрожи в голосе, а ведь могли, ведь имели право.
Значит я - благодаря им не узнавшая запаха крови и пороха - не могла и подавно.
И не смела посмотреть на них, сидевших с гордо расправленными плечами несмотря на то, что их спины бессовестно скрючила старость.
На ордена и медали, украшавшие лацканы их пиджаков, на их торжественные лица.
В их глаза, внезапно загоревшиеся невесть откуда взявшейся былой молодостью и отвагой.
А когда под потолком актового зала прогремело последнее четверостишие, произнесенное моим, но каким-то чужим, незнакомым мне голосом, и он взорвался аплодисментами - посмотрела.
И увидела какую-то бабушку в центре зала, седую и хрупкую как одуванчик, а в её глазах на испещрённом морщинами лице - слёзы.
И благодарность.
И какого-то дедушку, едва ли не со скрипом вставшего со своего стула в первом ряду - протянуть мне свой букет красных гвоздик, которые мы, школьники, дарили всем ветеранам перед праздничным концертом.
Что бы вы почувствовали?
Они, у которых всё наше грешное поколение обязано валяться в ногах, благодарны нам просто за то, что мы не забыли, что мы их помним и хотя бы раз в год дарим им жалкие крохи собственной благодарности за своё защищённое прошлое, счастливое настоящее и спасённое будущее!
Гордость?
Смущение?
Стыд!

Мне было стыдно.

И сейчас - стыдно.
За то, что мы разбазариваем подаренное нам время, разваливаем отвоёванную для нас страну, забываем о прошлом и не задумываемся о будущем.
За себя, за своих сверстников и соотечественников.

И за иностранцев, как свора собак грызущихся в бесконечном споре за то, чьей была победа в этой войне и кому пришлось хуже, а кому слаще.
За моего знакомого из Чехии, который как-то раз, в разговоре о Великой Отечественной Войне кричал мне в лицо - "Не ври мне! Не ври, это всё советская пропаганда! Ну не могли ваши выжить, умерли бы с голоду! От холода сдохли бы! Вот нам, чехам, о-го-го как тяжко было - мы гречкой питались! Представляешь? Одной гречкой! Так что не смеши..."
Ему смешно, а наши выжили. Жрали ворон, голубей и людей, но выжили. А ему смешно.

За отца, поучавшего - "Ничего не случилось бы, победи в той войне Германия! Мы бы жили сейчас в счастливой и процветающей стране, пили пиво и ели немецкие сосиски. И тебя бы звали не Соня, а Зонья", нацепившего одну из прабабушкиных медалей на брелок для ключей и даже возжелавшего как-то раз набить свастику на предплечье.

И за учителей, презрительно взиравших на нас, подростков, и с пеной у рта доказывавших, будто на нас прервется Военная Память.

А она не прервётся.
На мне - нет.
И на моих детях.
И на моих внуках.
И пусть они уже не увидят в живую ни одного ветерана, они передадут последние крупицы Памяти правнукам.

Пока живёт Память о Войне - живы Герои.

Люди истлеют в могилах, чёрно-белые фотокарточки, письма с расплывающимися чернилами и похоронки рассыплются в пыль, ордена и медали рано или поздно тоже сожрёт время, растеряет по планете судьба.

А воспоминания - бессмертны.

@темы: стыд, люди, ужас

---

Happy birthday, бл*...

В субботу отпраздновала 20-й день рождения - праздник как праздник, только остался какой-то пакостный осадок в душе, как после посещения цирка: клоуны задорно улыбаются, но ты-то знаешь, что эти улыбки нарисованные - за несколькими слоями грима скрывается не живое счастливое лицо, а просто пропитая старая рожа.

ретроспектива

С детства не люблю дни рождения - всегда то денег не было, то мамы, а то и всего вместе:
В девять лет вышло так, что мама уехала к отцу в тюрьму, под Архангельском.
Деньги на передачу собирали со всей семьи, просили у дальних родственников, у друзей занимали. Мы с мамой накупили кучу конфет, печенья и сигарет, несколько банок сгущенки, каких-то консервов и чего-то ещё - на целый баул. Не поскупились и на водку, отличную, дорогую - задобрить охранников, дабы они не обыскивали сумку и не отыскали несколько сотен баксов, засунутых в тюбик с зубной пастой, и несколько граммов героина, спрятанных в одной из выпотрошенных сигарет.
Мама уехала, денег больше не было, еды в доме - тоже, так что в день рождения мы с бабушкой наскребли по карманам горстку мелочи и купили мне в подарок коробку карандашей и "чупа-чупс" (клубничный, как сейчас помню его вкус), а дедушка подарил мне невесть где взятую розовую гвоздику на тонкой переломленной ножке.
Вечером пришла соседка с дешевым вафельным тортом, покрытым потрескавшимся шоколадом, который противно прилипал к зубам, и мы сели пить чай.
Я ковыряла пальцем шоколадные узоры и думала о маме - как она, бедная, добралась на поезде, полном пьяниц, как дошла от вокзала до остановки автобуса, волоча тяжелую сумку, и нашла ли посёлок, до которого от остановки несколько километров надо было идти по дороге вдоль леса пешком.

Утро последнего дня 19-ого года жизни как обычно встретило меня тёплыми мамиными объятиями, полусотней СМС-ок, сообщений и пропущенных звонков, слащавыми поздравлениями и т.д. и т.п.
Мы с мамой купили торт в кондитерской за углом - у продавщиц были такие лица, будто они не продают торты и пирожные, а работают в похоронной конторе.
Из разнообразия тортов, увитых кремовыми завитушками, обложенных глазированными фруктами и посыпанных цукатами, орехами и шоколадной крошкой, мы выбрали самый обыкновенный - "Киевский", оказавшийся не настоящим, классическим "Киевским" тортом, а какой-то нелепой пародией.
Попили чаю, поговорили "за жизнь", повспоминали о прошлом.
Посмотрели старые видеозаписи, на которых я ещё маленькая - с короткой, мальчишеской стрижечкой, в джинсовом камбинезончике и с разбитыми коленками, а мама - молодая, в лёгком белом платье и с тёмными длинными кудрями, ещё не поблёскивающими сединой.
Полистали альбомы с фотографиями, на которых мы с отцом отдыхаем на Украине и тот ещё не пьёт и не колется, красивый, румяный.

А потом позвонила тётка и позвала в кафе - праздновать.
Я надела маленькое платье из чёрного бархата от "Chanel" - мамино, которое она купила ещё в 90-е за кошмарно большие деньги.
В кафе было душно, накурено и шумно. Гости то и дело "клевали" меня в щёку, пачкая яркой помадой, рассыпались в поздравлениях, пожеланиях счастья и удачного замужества, на что я только саркастически усмехалась.
На сцене пел Витя - кудрявый парень, знакомый семьи. После нескольких попсовых песенок "в честь именинницы" я всё-таки скисла и приложилась к бутылке.
После нескольких рюмок "горькой" с противным персиковым соком пошла танцевать.

Всё-таки пить мне нельзя.
Ну, чем могло закончиться появление в центре зала девушки подшофе и в коротком чёрном платьице? - к концу вечера, а вернее - ночи, я дала по морде одному немолодому человеку, осмелившемуся распустить руки, да так дала - наотмашь, по-царски - что украсила свою собственную ладонь сине-зелёным синяком.
Обычно мне удаётся отваживать "неугодных" всего-навсего несколькими словами. Но в случае с этим "персонажем" всем мои пропитанные сарказмом слова неумолимо пролетали мимо "цели" - то ли от того, что я была пьяна, то ли от того, что он был туповат.
Дала и испугалась, не случится ли скандал, но в эту секунду на крыльцо, где и происходила эта сцена, достойная стать увековеченной в одном из латиноамериканских сериалов, вышел отчим, и получивший по лицу не успел сказать и слова, поспешив уйти назад, в кафе.
С полчаса он сидел за своим столиком, прикладывая к щеке холодный графин с водкой и бросая на меня то жалкие, то жутковатые взгляды.

Утро первого дня 21-ого года жизни встретило меня такой пронзительной головной болью, что казалось, словно кто-то очень жестокий ковыряет голову куском стекла изнутри.
Покопавшись в цветастых пакетах с подарками я нашла ворох открыток с поздравлениями, несколько коробок конфет, книгу "Эдит Пиаф" Симоны Берто, флакон духов "Coco Mademoiselle" и конверт с 10-ю тысячами - очень удачный "улов".

Одного не отыскала - счастливых воспоминаний.
Мне, почему-то, никто и никогда не дарит на день рождения именно этого - воспоминаний, настоящих улыбок и слов "от души".
Шутка ли - прожить 19 лет и не увидеть ни одной искренней улыбки за исключением маминой в свой собственный праздник, а?

---

Безжалостно вывернула дневник наизнанку и перекроила по своему новому вкусу.

---

Самые волшебные весенние дни, когда уже вовсю светит солнце, поют птицы и еще только начинают завязываться на деревьях сочные зеленые почки, но ветер пока что по-зимнему вкусен и холоден.
В такие дни в университете вскипает жизнь, он словно просыпается от долгого зимнего сна и наполняется новыми, но знакомыми красками, запахами и звуками.
Солнечный свет яркими широкими пятнами ложится на стены, скользит по партам, ныряет за кафедру и больно бьет по глазам, отражаясь от доски ослепительными изумрудными всплесками.
В аудитории душно.
Затхлый воздух пропитан запахами мела и яблок, в оглушающей тишине слышен лишь шорох тетрадных листов, воодушевленный шепоток и веселые смешки.
Кто-то додумывается открыть нараспашку окна и в помещение врывается вихрь холодного ветра вместе с заливистым смехом студентов, то и дело выбегающих перекурить на залитую солнцем автобусную остановку.
Разум словно бы изо всех сил воспротивился впитывать знания и витает где-то в облаках, а рука отказывается взяться за ручку.
А вот лекторша задыхается от восторга, повествуя о величайших умах 18 века.
Её голос то взмывает ввысь, доходя до визгливой хрипотцы, то стихает до еле слышного шепота.
Я незаметно засыпаю, уставившись на деревья за окном, ручка выскальзывает из ленивых пальцев, катится по парте и падает на пол - вся аудитория вздрагивает, лекторша на мгновение умолкает и ее недосказанная мысль ускользает с языка.
Когда я иду домой, ветер вовсю бесится, нетерпеливо подталкивает в спину и выбивает едва поднесенную ко рту сигарету одним хлестким ударом своей ледяной ладони.
Дом встречает меня звенящей тишиной и свирепыми сквозняками.
Захлопываю форточку и вижу за окном троицу растрепанных голубей, спрятавшуюся от ветра на подоконнике.
Некстати вспоминается Тора и то, как летом мы с ней забирались на крышу, а она, подкравшись к самому краю с карандашом и альбомом зарисовывала этих пернатых охламонов.
Скучаю по ней.
До щенячьего поскуливания, до ломоты в костях, скучаю.
Если ей написать сейчас, то она сядет на поезд и приедет уже завтра.
Я встречу ее на вокзале, солнечную и смешливую, а она улыбнётся, уткнется холодным носом мне в щеку и мы до вечера будем бродить по городу...
Я расскажу ей все как на духу, все что хотелось похоронить глубоко в душе, а она посрамит меня за самоедство и мне, как ни странно, станет дышать свободнее.
Рука сама берет телефон и набирает номер.
Гудок, другой и...
Вешаю трубку.
Нет.
Тора - крайняя мера.
Лекарство с кучей побочных эффектов вроде чувства вины.
Вызывающее привыкание с последующим синдромом отмены, ломкой, выворачивающей наизнанку.
Позвоню завтра.
Если я не свихнусь от тоски...

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

О "проклятии невзаимности" или "Моя первая НЕлюбовь"

Ну, так вот...!
Как-то раз, давным-давно, в комментариях к одному из предыдущих постов у нас с  ~aidness~ali зашла речь о "проклятии в стиле отказала кому-то".
Я бы назвала его "проклятием невзаимности".
Собственно, именно о нём сейчас и пойдёт рассказ.

Чёрт, а красиво звучит - "проклятие не-вза-им-нос-ти".
Ещё пара-тройка таких невзаимностей - напишу роман и назову его именно так.
Один экземпляр поставлю на полку и буду просто любоваться названием на обложке.

А если серьёзно, то если на мне и есть это "проклятие", то я, пожалуй, знаю, чем я его заслужила

Коротенькое предисловие

Что бы вы выбрали - любить самому, пусть и безответно, или быть любимым?
Когда-то я выбрала - любить.
Мне, честно, очень хотелось бы сказать человеку, который когда-то меня любил (и, я знаю, любит до сих пор), но не получил ответа на свои чувства, что мне жаль, что я сожалею о сделанном однажды выборе, но, увы, я не жалею.
Я заслужила своё "проклятие", я виновата, мне жаль его, но я не сожалею о том, что ушла.
Я бы просто не смогла быть с ним, не любя.
Я бы сделала его жизнь невыносимой, я стала бы с ним ужасной, стервозной сукой.
Такая уж я есть - мне нужно, мне жизненно важно любить кого-то сильнее, чем любят меня, союз с иной расстановкой "сил" заведомо обречён.
Без меня ему больно, но со мной ему было бы в сто раз больнее.

Предупреждение

Не лезьте дальше, если не хотите узреть "душевный стриптиз", потому что вас не ожидает ничего весёлого (как всегда) и ничего, кроме обнаженных человеческих чувств. Впрочем, не только описания чувств обещают быть откровенными, но и описания прочих обычных явлений и действий будут подходить под категорию минимум 12+.
На этот раз я буду глаголить не о своих чувствах, а о чужих.
Те, кому это кажется подлым, неправильным, низким - не читайте, а если читаете - оставьте, пожалуйста, свои комментарии при себе.

История

Мы познакомились в тот судьбоносный год, когда я заканчивала школу.
Его звали М. и он был на четыре года старше меня.
Не буду расписывать в красках все события самого начала нашего знакомства (само знакомство, первые впечатления, как мы переходили к чему-то большему, чем просто "знакомство" и т.д. и т.п.), иначе читатель просто не осилит этот пост за один присест. Начну с самого кардинального события.

Уже через месяц после того, как мы познакомились, он стал моим первым мужчиной.
Муж-чи-ной.
Нет, он никогда не был и не будет для меня Мужчиной (да, именно так, с заглавной буквы), мой родной, мой прекрасный мальчик.
Для меня он всегда был и навсегда останется смешным, добрым, ранимым мальчиком, даже несмотря на то, что он старше меня на несколько лет.

В тот день он просто позвал меня к себе домой.
Мне было страшно, стыдно, я ни капельки не любила его, но согласилась.
Зачем? - Не знаю.
Скорее всего потому, что я просто хотела впервые почувствовать, узнать, как это - когда не ты любишь (причем, зная, что это невзаимно), а когда тебя любят, желают, хотят.

Он встретил меня возле подъезда и уже в лифте мы начали целоваться.
Целоваться он не умел, я поняла это сразу, хотя у меня совсем не было опыта. Но мне было всё равно, мне хватало одной лишь его неумелой пылкости.
Мы зашли в его квартиру, он закрыл дверь на внутренний замок, отключил дверной звонок и выдернул телефонный провод.
Если честно сказать, то я страшно испугалась.
Но он лишь насмешливо посмотрел на меня и как-то очень нежно, осторожно, поцеловал в щёку. Так целуют скорее сестёр, чем женщин, которых хотят. Ну, или же юных испуганных девственниц, какой я, собственно, и была.

- Дурочка, я что, по-твоему - маньяк? Это чтобы нам не мешали. Хочешь уйти?
- Нет.

И всё.
Этим коротким "нет" я, отключив мобильник, сама отрезала себе все пути назад.

Он прошел на кухню и, смущенно осмотрев ряд пустых винных бутылок на столе, сгрёб их в мусорное ведро, а затем извлёк откуда-то из верхних шкафов початую бутылку водки и достал банку консервированных персиков из холодильника.
Уже позже, когда мы с элегантностью заносчивых интеллигентов делили эту скромную "трапезу" под бессмысленные разговоры о смысле жизни, я осознала, как отвратительно, должно быть, выгляжу со стороны.
Сижу, значит, вся такая "воспитанная", а сама пью водку с мужчиной, который сейчас меня тр*хнет, и закусываю её гадкой дешёвой вскусностью, как самая последняя проститутка.
Осознала и плюнула на всё.

Если коротко, то всё было... хорошо. Да, именно так, хорошо.

И весь он был каким-то нереальным, расплывчатым как зыбкое наваждение.
Короткие золотые локоны, глаза, сияющие пронзительной синевой. Королевич...
Совершенно порнушный, теплый рот, со слегка припухшими губами.
Спина, с идеально белой, прозрачной как у девушки кожей. Вереница выступающих бусинок-позвонков. Родинка под левой лопаткой и точно такая же слева на груди, только поменьше. Как будто бы пуля прошла сквозь сердце навылет.
Нежная шея с выступающим кадыком, ужасно пахнущая чем-то лесным, древесным, замшелым. Кажется, это был Paco Rabanne.
И... симпатичный член. Прилагательное "симпатичный" в сочетании со словом "член" скорее всего смешно, но он был именно симпатичным. Тогда мне почему-то пришел на ум именно этот эпитет.

Он не спешил, был терпелив, нежен и осторожен со мной.
Удивительно, но это не было ни ужасно, ни противно, ни больно, даже учитывая то, что я не была влюблена.

Если мне и не понравилось что-то, то это его влажные, дрожащие руки на мне, запах его парфюма, сигарет и перегара.

Когда всё закончилось, мы еще долго валялись на его неудобном диване, путаясь в простынях.
Сквозь небрежно зашторенное окно в комнату пробивался солнечный свет, по-весеннему жёлтый как подтаявшее сливочное масло.
Спертый воздух был пропитан запахами пыли, выдохшегося алкоголя и, почему-то, тяжелым и гнилостным запахом леса...
К горлу медленно подкатывала тошнота, то отступая, то подступая вновь.
Комната плыла перед глазами. И лес мерещился мне в каждом из четырёх её углов, и в тенях, отбрасываемых на стены чахлыми комнатными цветками...
Помнится, он болтал что-то глупое, щекотно целовал в шею влажными губами...
Я молча встала и, закутавшись в тонкую простынку, вышла из комнаты.

С того самого дня мы с ним стали спать.
Долго.
Качественно.
"Со вкусом".
Я с ним - чтоб доказать самой себе, каким-то неведомым силам и тому, в кого была по-настоящему влюблена, что на нём свет клином не сошёлся.
Извивалась, орала, цепляясь за простыни, умоляла его не быть со мной таким нежным и бережным.
А он со мной - чтобы попытаться влюбить меня в себя, удержать ещё ненадолго, привязать к себе хотя бы на этом примитивном "постельном" уровне.
Целовал, шептал всякую ласковую чушь на ушко и всё равно был до боли бережным и невыносимо нежным.

Тот, кто когда-нибудь спал с нелюбимым, поймёт меня.
Когда любишь - даже самый кошмарный, "неизобретательный" секс волшебен до "бабочек в животе", до колкого электричества на кончиках пальцев, касающихся кожи любимого человека.
Но когда любви нет и в помине, секс мало чем отличается от обыкновенной мастурбации.
Да, рядом с тобой живой человек из плоти и крови, но это всё равно не больше, чем просто снятие сексуального напряжения.

Моё бренное тело было удовлетворено, но душа по прежнему жаждала прикосновения с другой, любимой душой и страдала, начиная снова изводить тело.

Как только меня ни крутили, как ни вертели в кровати, как ни был он умел и щедр в сексе, сколько оргазмов я с ним ни испытала - всё равно не любила.

И не хотела, чтобы он любил меня.

Нет, конечно же, у нас с ним был не только секс и хорош он был не только в постели.
Нам было хорошо и спокойно вместе, мы не часто ссорились и понимали друг друга с полуслова как старые-добрые супруги.
Мы смотрели фильмы, читали друг другу отрывки из любимых книг, гуляли - нам нравилось быть вместе.

Он любил романтичные мелодрамы и всякие фильмы "со смыслом" - "Вечное сияние чистого разума", "Мистер Никто"...
Не любил комедии с Джимом Керри, считая его игру "кривляниями".
Не испытывал никакого трепета перед волнующе курящей в кадре Вайноной Райдер и неподражаемой игрой глаз Анджелины Джоли.
Молча скрежетал зубами, улавливая мои восхищенные вздохи, когда на экране ноутбука в каком-нибудь из фильмов появлялся Гэри Олдмен, Ричард Гир или Алан Рикман - ревновал...?

Любил фантастику, но ненавидел фэнтези.
Зачитывался ненавистными мне романами братьев Стругацких, и корчил окорбленную физиономию, едва завидев в моих руках какую-либо из книг Толкина.
Обожал слушать, как я читаю вслух Цветаеву или Лорку, цитировал наизусть Есенина...

Разделял мою влюблённость в тихие и уютные кафе, вечерние посиделки в парках и бесцельные прогулки мимо разноцветных витрин магазинов в центре города.
Старался вывести меня в люди - в театр, музей или кино, но... безуспешно.

Он искренне радовался каждому моему звонку и СМСке.
Его двери всегда были открыты для меня, но я редко удосуживалась воспользоваться молчаливым разрешением заходить, когда захочу.

Я писала ему, звонила и приходила, а если честнее, приползала к нему, поскуливая как побитая собака, только когда становилось совсем невыносимо:
Пережив тяжелый день в школе, я забега ненадолго - принять ванну, а он приносил мне свежезаваренный ромашковый чай и молча смотрел на меня, сидя на кафельном полу.
Поссорившись с мамой или тёткой, прибегала пересидеть всплеск ненависти, а он наливал мне чего-нибудь покрепче и сам подносил спичку - прикурить.
Валясь с ног от усталости, сбегала с уроков просто-напросто поспать в полной тишине, а он заботливо укрывал меня простынёй и наигрывал незатейливые мелодии на старой гитаре с треснувшим корпусом и без одной струны.
Разъярённой фурией врывалась в его квартиру, воя от неудовлетворённости и осознания собственной ненужности, а он долго и изобретательно доказывал мне, что для него нет женщины желаннее и прекраснее.

За всё то время, что мы провели вместе, занимаясь сексом и коротая часы за книжками и кино, он всего трижды признался мне в любви вслух:
В первый раз - когда я исчезла, не отвечая на звонки, а через несколько дней появилась у него на пороге в слезах из-за ссоры с мамой.

Во второй раз - кода мы с ним впервые поссорились до крика и едва ли не до драки из-за его желания познакомиться с моей мамой.

А в третий раз - когда мы с ним расставались.

Я честно сказала ему, что так или иначе уйду, как только закончу школу, еще перед выпускными экзаменами.
И в первый раз увидела его слёзы.
Говорят, что женские слёзы обезоруживают мужчину, но мужские слёзы - оружие куда безжалостнее.
В своей жизни я всего два раза видела мужчину в слезах.
Первым был мой отец, умоляющий маму вернуться к нему, размазывая по покрасневшим щекам едкую горькую соль.
А вторым - он.
Его слёзы были беззвучны, он то и дело смахивал их, как что-то надоедливое и от него не зависящее.
И, как в детстве, увидев отца в слезах, я не испытала ни единой эмоции, за исключением неловкости - словно его слезы были чем-то постыдным, чего мне видеть не стоило.
Поверил ли он моим словам?
Поверил.
И его слёзы были тому доказательством.

Когда я получила долгожданный аттестат и не менее долгожданный отказ, признавшись в чувствах своему школьному учителю, я сдержала слово и пришла к нему.
Пришла, чтобы уйти.

В тот день я увидела его с другой, страшной стороны.
Он не отпускал меня, силой усадив на диван и вцепившись всей пятернёй в плечо - чтобы не вырвалась, а я и не вырывалась.
Кричал, а я смотрела куда-то сквозь него, словно не слыша ни слова.
Я думала, он ударит - нет, не ударил.
Успокоился. Отпустил. Опустился рядом на покрывало.
Мы говорили долго, но все слова, и его, и мои, сыпались на пол как разноцветный бисер, бессмысленные и пустые.

С другой стороны я увидела и себя - в запале он высказал мне всё, о чём смалчивал всё это время, сплёвывал, сглатывал, всё, чем давился все эти дни...
Рассказал, как бесят его мои "вечно печальные, коровьи глаза" и монашеские чёрные наряды.
Как тошнотворны мои стихи.
Сказал, что возненавидел бы, если бы не влюбился ещё в тот весенний день, когда я впервые переступила порог его дома.

Он всё говорил, говорил, говорил, а я тёрла ноющую руку - пять аккуратных, назревающих сливовой синевой синяков, каждый размером с пятирублёвую монетку.

Последней каплей были следующие его слова - "... ты думаешь, что твоя любовь вечная и прекрасная? А она больная! Ты вообще не умеешь любить, ты умеешь только страдать. И тебе это нравится..."

Я вылетела из квартиры как сумасшедшая, захлопнув за собой дверь с оглушительным грохотом.
В голове вертелось - "И тебе это нравится...", "...тебе это нравится", "...нравится"...

Нет, правда не колет глаза, она разъедает их, выжигает сетчатку, выкручивает глазные яблоки режущей болью...
А это была правда.

На следующий день, после нескольких неотвеченных звонков на мобильном, он встретил меня у дома - передал пакет с моими безделушками, каким-то образом успевшими перекочевать к нему в квартиру за три с лишним месяца того фарса, что с нами случился: пару книг, несколько школьных тетрадок, кипу черновиков и какую-то косметику.
Дома, разбирая весь этот хлам, в ворохе мятых листков я откопала клочок клетчатой бумажки, на котором поверх каких-то уравнений моим неряшливым почерком было накорябано стихотворение.
Единственное стихотворение о нём.

Четыре жалкие строчки:

"И всё-таки, как бы прекрасен ты ни был,
как ни был бы горек твой плач,
мы вместе с тобою быть не могли бы,
мне назначен уже палач".

Мы не виделись года два, но и на день рождения, и на любой другой праздник я получаю от него СМС.
Друзья, знающие о произошедшем, во время редких встреч рассказывают, что он до сих пор один и предпочитает ограничиваться знакомствами в барах, так сказать, "для одноразового увеселения".

Есть ли смысл писать, что после случившегося я больше ни с кем не была близка так, как с ним?
Ни с кем не делила ужин, постель и ванную комнату, не смотрела кино, не читала книг?
Что мой телефон по праздникам молчит, оживая только от его поздравлений?
И я не слышала слова "люблю" вот уже два года?

Нет.

Злая ли это шутка каких-то сверхъестественных сил, справедливое ли возмездие судьбы - едино.

Я заслужила, мне жаль его, но...

Я не жалею.

@темы: стыд, люди, мои люболи

---

Декабред

"Декабред - это бред, увеличенный в десять раз" В. Полозкова.

Что ни говори, а декабрь в этом грешном году был очень щедр на события, в основном не слишком весёлые, но поучительные.

Пожалуй, следует начать рассказ с того, что моё хвалёное здоровье, которому всю жизнь были нипочём все мои над ним издевательства, всё-таки не выдержало и дало сбой.
Да что уж там, оно, возмущённое таким неуважительным отношением к себе, можно сказать, устроило мне настоящую истерику - я стала терять сознание:

Не далее, как в начале этого волшебного месяца, в преддверии наступающей сессии, в ночь с воскресенья на понедельник (в который мне предстоял первый в этом семестре и очень сложный зачёт) я упала в обморок. Трижды.

Проснулась от того, что даже сквозь сон почувствовала - мне дурно. Кое-как вылезла из кровати, поплелась в ванную, чтобы умыться холодной водой - авось, полегчает.
Не успев и открыть кран, хлопнулась на пол.

Пришла в себя, и, забыв про то, зачем я, собственно, вылезла, поспешила уползти назад в свою тёплую постельку (ибо испугалась, что моё падающее тело наделало немало шума, перебудив всю квартиру).

Моё самочувствие в те мерзкие минуты нет смысла описывать - перед глазами плавали мелкие светящиеся чёрные и белые точки, воздуха не хватало, руки и ноги дрожали.

Едва успев пересечь коридор, я изо всех сил вцепилась в стенку и поняла - не дойду.
Так и стояла, цепляясь за ни в чём не повинную стену и снова ускользающее сознание, а саму меня мотало из стороны в сторону так, будто под ногами был не пол, укрытый тёплым, ещё советским ковром, а холодные и скользкие доски палубы корабля, попавшего в шторм.

Что было дальше, я уже не помню - только голос мамы, осторожно похлопавшей меня по плечу, мол, "Сонечка, что с тобой?".
И всё.
Темнота.

Впоследствии выяснилось, что мой кот, самое благоразумное существо в доме, разбудил её истошным мявом, а она, услышав какое-то копошение в коридоре, вышла посмотреть, что случилось.

Скорее всего, тихий мамин голос и послужил причиной того, что я позволила себе снова грохнуться в обморок. Так уж вышло, что моя психика странным образом запрограммирована на то, что если мама рядом - можно расслабиться, стало быть, сработал какой-то необъяснимый детский инстинкт, и я отключилась.

Когда я пришла в себя, кто-то переворачивал меня на спину. В глаза ударил яркий свет.
Очень болели коленки, локти и, почему-то, губы. Осторожно ощупав лицо, я почувствовала что-то мокрое - кровь.
Как оказалось, я ударилась об пол подбородком и насквозь пробила зубами нижнюю губу. Как еще зубы не сломала - загадка.

Дальше было много шума, беготни, звонков в скорую, маминых попыток отобрать у меня зеркальце (в которое я вцепилась в попытке оценить масштаб повреждений на собственной физиономии) и обработать разбитые губы.

Скорая приехала минут через 15, мне измерили давление, задали ряд обыкновенных для подобных происшествий вопросов
("Пили?", "Таблетки, наркотики принимали?", "Беременны?" и т.д. и т.п.), на которые я раздраженно (и откуда только силы взялись?) гавкала "Нет!".

На лицах врачих было написано огромными буквами, что им либо плевать, либо они просто не поверили, что потеря сознания имела место быть.
Вполне возможно, они решили - "ну, побили девочку, мало ли за что, а затем вызвали скорую ради справки, чтоб не идти в университет и не светить разбитым лицом".

Потом, убедившись что я трезва и не нахожусь под действием каких-либо запрещенных препаратов, врачихи велели плеснуть мне чего-нибудь покрепче (т.к. и давление, и пульс у меня были настолько низкие, что вот хоть ложись, да помирай, а не то, что теряй сознание), одеть, обуть, и поехать с ними в больницу - на обследование.

А сами слиняли на лестницу - покурить.

Но когда я в том же злосчастном коридоре тихонечко сползла по стеночке, со словами "мне плохо...", они действительно испугались.
Прибежали, уложили меня на пол (зачем-то), стали проверять реакцию, как в кино спрашивать "Сколько пальцев я сейчас показываю?" и ещё задавать тупые вопросы, типа
"Где ты сейчас находишься?" и "Как тебя зовут?".
Кое-как добравшись до дежурной машины, мы поехали в больницу, где мне снова измерили давление и взяли кровь на анализ.

Анализы оказались в норме, и нас выставили.

Это, пожалуй, самое страшное, что случилось со мной в этом месяце.

К слову сказать, тот зачёт я всё-таки сдала. Замазала тональным кремом и пудрой ранки на губах, и, несмотря на мамины запреты, отправилась в университет.
Однако, в тот же день не сдала зачет по старославянскому языку.

Дальше была целая вереница обычных пакостных будничных дней, в которые я литрами пила крепкий сладкий кофе, грызла шоколад и старославянский, много плакала, безуспешно пыталась высыпаться получше, пила какие-то таблетки, выписанные врачом-неврологом, и чувствовала, что вот-вот окончательно чокнусь.

В университете было невыносимо находиться - все молча косились на моё разбитое лицо, но благоразумно не задавали вопросов.

После второй попытки сдать зачёт, я снова с треском провалилась. После чего справедливо получила отметку "незачёт" в ведомости (первую за два года), но мне дали ещё один шанс.
Однако, чтобы им воспользоваться, мне было необходимо съездить в центральный филиал университета (а добраться до оного от моего дома можно одним способом: на метро с пересадкой, чуть-чуть пешочком, на автобусе, а дальше - на маршрутке), найти там преподавательницу (что очень проблематично, т.к. центральное здание огромно и пятиэтажно, коридоров и аудиторий в нём великое множество, все они расположены абы как, а лестницы, кажется, заколдованы, как в Хогвартсе, и имеют свойство постоянно менять свое расположение), и постараться пересдать.

Не то чтобы у меня был выбор, но эту задачу я выполнила.
Всего-навсего убила три дня на то, чтобы проштудировать все доступные учебники по этому предмету, вызубрить все правила и, главное, усвоить материал, и два с половиной часа на дорогу.

И всё это для того, чтобы после пересдачи услышать от преподавательницы следующие слова:
"Ну, ты девочка умненькая, я бы тебе и так поставила зачёт, но я же вижу, что ты занимаешься, что тебе действительно интересно. Это остальные сдавали на "отвали", а у тебя и знания есть, и старание. Вот я и решила тебе дать стимул" и "бла-бла-бла, тебе же лучше, зато ты теперь знаешь больше, чем вся группа, тебе это на следующем курсе пригодится".

"Ну, "п****ц! Спасибо, тётя, за весёленькую сессию..." - подумала я, но благодарно покивала и вышла из аудитории.

Забавный народ - эти преподаватели.
Не понимаю, она планировала, что я повисну у неё на шее визжа от радости, да ещё и в ножки ей поклонюсь?
"... на следующем курсе понадобится"? - да я не доживу до третьего курса, если она ещё раз постарается улучшить мои знания этим "методом шоковой терапии"...

На этом мои декабрьские злоключения не заканчиваются, а лишь становятся чуть менее катастрофичны.

Находиться дома, стало ещё невыносимее, чем в университете:
После случая с потерей сознания, со мной все носились как с безнадёжно больным или вовсе с инвалидом.
Мама с отчимом следили за тем, как и сколько я сплю и ем.
Мама кормила меня таблетками и измеряла давление по тысяче раз на дню, заставляя записывать малейшие изменения в тетрадочку, по ночам будила и интересовалась, хорошо ли я себя чувствую.
Отчим покупал всякие, по его мнению вкусные, а по-моему - отвратительные сладости.
Нет, я не неблагодарная свинья, я от всей души счастлива, что у меня есть такая семья, и безропотно выполняла все эти полезные "процедуры", засунув поглубже сами-знаете-куда все свои недовольства и капризы.
Однако, под таким тотальным контролем взвоет любой.

К тому же, наши "любимые" соседи (они живут в соседнем подъезде точно за той стеночкой, возле которой я сплю), мотающие нервы всей квартире то своими скандалами
(перед сном я вечно слышу душераздирающий плачь их сына, лет эдак десяти, которого сосед старается воспитывать всеми доступными ему способами, кроме, разве что, нормальных, чёрт бы его побрал, человеческих разговоров не на повышенных тонах и без рукоприкладства)
и громкой музыкой,
решили потравить в своей квартире муравьёв, которые не преминули перебежать к нам.

Эти мелкие мерзкие существа неделю бродили вереницами по дому, кусались, по ночам случайно забредая почему-то именно на мою кровать и не давали никакого житья коту.

Чтобы сохранить остатки душевного равновесия, я сбегала из дома под предлогом того, что обещала встретиться с моей кубинской сестрой (с которой мы уже пол года как начисто прекратили и переписываться, не то что встречаться), подальше от душной родительской заботы и мелких кусачих монстров,

и часами бродила по городу, пряча уже почти зажившие губы в пушистом воротнике куртки.
Полной грудью вдыхала морозную декабрьскую свежесть воздуха, пахнущего чем-то то ментоловым, то перечным, но всегда по-зимнему волшебным.
За неимением сверкающих белизной сугробов (к сожалению, в этом году северная столица скупа на снег) радовалась похрустывающим осколкам замерзших лужиц под ногами и колючему снежному крошеву, изредка сыплющемуся с неба.
Наблюдала, как витрины магазинов начинают пестреть сияющими новогодними гирляндами и как откуда ни возьмись появляются на улицах нарядные красавицы ёлки.
Днём неизменно приходила на залив, посмотреть как свинцовые волны бешено бьются о камни, а вечером гуляла по освещённой оранжевым светом уличных фонарей берёзовой роще,
в миллионный, наверное, раз слушала стоящую на повторе в плеере песню Светланы Сургановой "Неужели не я", на

стихи Иосифа Бродского

Прослушать или скачать Сурганова и оркестр Неужели не я бесплатно на Простоплеер

Неужели не я, освещенный тремя фонарями,
Столько лет в темноте по осколкам бежал пустырями,
И сиянье небес у подъемного крана клубилось?
Неужели не я? Что-то здесь навсегда изменилось.

Кто-то новый царит, безымянный, прекрасный, всесильный.
Над отчизной горит, разливается свет темно-синий,
А в глазах у борзых мельтешат фонари - по цветочку,
Кто-то вечно идет возле новых домов в одиночку.

Значит, нету разлук, значит, зря мы просили прощенья
У своих мертвецов. Значит, нет для зимы возвращенья.
Остается одно: по земле проходить бестревожно.
Невозможно отстать. Обгонять - только это возможно

Поздравляю себя с этой ранней находкой, с тобою,
Поздравляю себя с удивительно горькой судьбою,
С этой вечной рекой, с этим небом в прекрасных осинах,
С описаньем утрат за безмолвной толпой магазинов.

Слава Богу, чужой. Никого я здесь не обвиняю.
Никого не узнать. Я иду, тороплюсь, обгоняю.
Как легко мне теперь, оттого, что ни с кем не расстался.
Слава Богу, что я на земле без отчизны остался.

Не жилец этих мест, не мертвец, а какой-то посредник,
Совершенно один, ты кричишь о себе напоследок:
Никого не узнал, обознался, забыл, обманулся,
Слава Богу, зима. Значит, я никуда не вернулся.,

ела малиновые аскорбинки и курила, с наслаждением выдыхая облачка белёсого, вкусно пахнущего малиной дыма.

Стоило мне наладить какие-то неведомые струны собственной души, как наладилось и всё остальное.
Здоровье радует, лицо зажило, нервы в норме, муравьёв вытравили, зачёты позади.
А впереди - Новый Год, ёлка, подарки, ароматные мандарины и мятные пряники, искрящееся шампанское и яркие бенгальские огни и ...

экзамены по литературе древней Руси, философии, психологии и иностранному.
Но они не скоро и не подкинут мне сюрпризов, как старославянский язык.

А пока - каникулы.
Я планирую просидеть их дома, есть мандарины и пить глинтвейн, бездумно переключая с одного канала на другой и зачитываясь умопомрачительными рождественскими историями и рассказами.

Жизнь прекрасна, меня ничего не гложет, ничего не грызёт, кроме невесть откуда взявшегося необъяснимого семиотического голода, заставляющего стопками глотать книги.

Но этой оптимистичной ноте я и заканчиваю, надеюсь, не слишком испортив волшебное предновогоднее настроение всем наткнувшимся на этот пост.


P. S. Пост длинный, но я долго не писала, а данные события все до единого заслуживают того, чтобы быть зафиксированными здесь.

@темы: ужас, обыденное

---

свершилось

Сегодня я "имела честь присутствовать" на эстафете Олимпийского огня в городе Пушкине.

"Даже в случае смерти вы обязаны прийти" - было сказано нам в деканате.
Во избежание массового дезертирства нас разбили на группки по 10 человек и приставили к каждой по "надзирателю".
Мы полчаса чесали до места встречи факелоносца и столько же отстояли на холоде ради флажка, баночки кока-колы и трёх минут визга-крика-ликования.

"Вы еще расскажете об этом памятном событии своим внукам!" - заявляла администрация университета.
А вот фигушки!
Единственное, о чём стоит рассказать - так это о том,

как красив вечерний городок Пушкин,

как мы забавно поболтали с одним симпатичным дядей полиционером, который героически отвоёвывал те самые флажки, а потом раздавал их нашим не менее симпатичным филологическим девушкам,

и как после всего этого "веселья" наш "надзиратель" (громогласный двухметровый программист лет 25, но уже с обручальным кольцом на безымянном) угощал нас огоньком, сигаретами и сладким горячим чаем из термоса.

Далее по программе следовал совместный межфакультетский ужин (гречка, тушенка и чай) за просмотром фильмов на олимпийскую тематику ("Легенда №17") и долгая дорога домой.

Не то, чтобы всё было совсем скучно, но я с большим удовольствием посидела бы на парах в тепле и тишине, чем участвовала в этом спектакле.
Всё... было как-то наиграно, искусственно - неестественные весёлые крики и улыбки, фальшивая радость, гордость и торжественность...

Я в который раз убедилась, что за такими мероприятиями приятнее наблюдать сидя дома на мягком диване с бутылочкой пива и чем-нибудь хрустящим.

---

КМП

Третий день на автопилоте.

вряд ли вам будет интересен следующий текст.
это просто повседневный мусор

Мама с отчимом свалили на дачу, оставив меня дома одну.
Не то, чтобы я была огорчена...
Лет в 14 я только об этом и мечтала - остаться дома одной. Позвала бы друзей, гуляла бы допоздна, прогуливала учёбу, а в случае приступа скуки - порнушку бы посмотрела
Но я, очевидно, окончательно выросла, да и позвать-то мне домой некого.

Дорвалась до свободы - и не хочется ни-че-го.
Спать и есть - и то не хочется.
Четырёх часов сна, оказывается, предостаточно для того, чтобы не сшибать углы в универе и притворяться, что внимательно слушаешь лекции.
Чашки кофе с утра - чтобы и не вспоминать о такой простой человеческой потребности как пища.

Каждый из прошедших трёх дней до ужаса похож один на другой:

Вскакиваю за 10 минут до того, как прозвонит будильник.
Кормлю кота.
Иду в душ.

Закидываю в рот горсть разномастных витаминок и пару таблеток ноотропила
(Он неплохо помогает мозгам работать, повышает концентрацию внимания, активность и слегка сглаживает скачки настроения. Короче, спасает от взрыва мозга на парах, полного ощущения собственного бессилия, усталости и ничтожества, а также на время избавляет от желания убить себя или пойти убивать других. Хотя, видимо, именно из-за него у меня и напрочь пропал аппетит.)
найденного в бабушкиной аптечке, чтобы весь день удавалось удачно притворяться всё ещё живой.

Через силу заливаю в себя чашку кофе.
Собираю себя по частям - платье, пальто, сапоги, тяжеленная сумка с книгами и конспектами, зонт.
Сигарету в зубы.
Вместо зарядки бегом бегу на маршрутку.

Первая пара, вторая, третья, четвёртая, пятая.
Современный русский, древнерусский, старославянский, латинский, литература Древней Руси, педагогика, психология, бла-бла-бла...

Раз сигарета, два, три, четыре, пять и так далее.

Еду домой.
Кормлю кота.
Пишу конспекты, делаю практические задания, готовлюсь к семинару.

Душ.
Фенозепам.
Спать.

В голове целый день пусто, только редкие и внезапные мысли время от времени возникают в ней. Словно какой-то идиот кидает их в мою бедную башку как монетки в жестяную банку, и те с отвратительным звоном ударяются о стенки черепной коробки:

"Высотки с их утопающими в плотном тумане крышами похожи на гигантские корабли, плывущие по океанским волнам",

"Господи, я и не заметила, как опали все листья. Вчера еще любовалась на оранжевые веснушки в кронах деревьев, а сегодня они уже стоят беззащитно-нагие, устрашающе растопырив кривые ветки",

"Почему воздух пахнет малиной?",

"Если смотреть на огни фонарей сквозь запотевшее стекло маршрутки, то они кажутся похожими на одуванчики. Оранжевые, с пушистыми лучиками"

и прочий бред.

Одиночество снова начинает грызть меня изнутри.
Пою коту песни. Голос слегка хрипит с непривычки - сколько дней я не разговаривала с людьми? С однокурсниками и парой слов не перекидываюсь, мама не звонит...

Сегодня обнаружила себя за престранным занятием:
Наслаждалась тем, что мужчина, севший на соседнее сиденье в маршрутке, едва ощутимо прислонился плечом к моему плечу.
Сколько дней я не прикасалась ни к кому? Или уже недель? Месяцев?
Я ведь тоже живая, мне нужно человеческое тепло.

Я потихоньку схожу с ума.
Почему?
Ведь всё, вроде бы, хорошо.
Всё как обычно.

Что это?
Дефицит общения? - я к нему привыкла.

Из-за чего?
Из-за того, что ничего не ем?
Из-за таблеток?

Интересно, сколько ещё дней я сумею прожить в таком режиме?

Нужно развеяться.
В пятницу пойду с "подругой" в клуб - пить и танцевать до утра.
Потом - сон, сон и еще раз сон. До самого понедельника.
В понедельник всю мою группу погонят смотреть на Олимпийский Огонь.
Вторник - день рождения универа.
А затем - опять рутина, зубрёжка, недосып, и т.д.

Кил ми плиз...



P.S. Кому интересно - в ближайшие дни допишу еще один пост. О "прошлом", так сказать.
Как я поняла, некоторым понравились мои "ретроспективы".
Я расскажу

о

моём первом мужчине,
и о том, какая я сука.


Это будет последняя запись на любовную тему, больше вы тут не прочтете ни слова о любви вообще и о мужчинах в частности.
Хватит розовых соплей, хватит мусолить одни и те же темы, хватит уже влюбляться.

Устала.

@музыка: звенящая тишина

@настроение: ...

@темы: обыденное

---

Цитатник филолоха том первый (дополнение)

"позвОните" by декан, кандидат филологических наук.

"ненАвисть" by препод по БЖД.

"Преподаватели БЖД - народ специфический. К ним нужно относиться с пониманием" by орф-и и пунктуации русского языка (о предыдущем ляпе БЖДшницы)

"Каким газом мы травимся при пожаре? Правильно, углеводным" by препод по БЖД.

"У меня дома всё в порядке. И со сковородками, и с женой" by препод по культурологии.

"Любопытный народец - рыбки" by препод по экологии.

"Вырезывай" by препод по языкознанию.

Ну, а слово "пОроль", написанное на доске рукой преподавательницы по БЖД, можно по праву считать удачным финальным ляпом.

Пара-пара-пам! Вьию!! Бам!!!

@темы: филолохи

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Моя кубинская сестра

Я безо всяких врак, схвастовства или же, наоборот, жалоб, могу сказать, что у меня в жизни есть только одна действительно
лучшая подруга.

Уже можно даже сказать, что она у меня была, но мне и думать-то так больно...

До 9 лет она жила на Кубе, но когда её отец умер (Она никогда не говорила, как это случилось, а я никогда не расспрашивала - это было бы гадко, лезть в её душу ради праздного любопытства), она со своей мамой переехала обратно в Россию.

Мы всегда были очень разными, во всём ( Она - смуглая, любящая ярко одеваться, отличница, а я - белокожая, словно меня никогда не касались лучи солнца, вечно в чёрном, балансирующая на грани между тройкой и четвёркой), но неразлучны, как сёстры.

У нас были общие увлечения (Мы как будто бы жили в волшебном мире мадам Роулинг, читали фанфики, были влюблены в Северуса Снейпа и Алана Рикмана, писали стихи и читали их друг другу, прогуливаясь под ручку по школьным корридорам),

общие враги (В лице самых тупейших на свете одоклассниц и одноклассников, над которыми мы подшучивали и которых старались всячески избегать),

общие мечты (Мы мечтали уехать далеко-далеко от этой холодной страны, например, на ту же Кубу или в Великобританию, с её волшебными улицами, хранящими следы шагов несравненного мистера Рикмана).

Мы любили фантазировать, что Северус Снейп существует на самом деле,

любили пересказывать друг дружке сны, которые снились нам.

Мы могли просто так бродить по улицам часами, нарезая круги вокруг школы, и ни капельки не уставая. А потом внезапно обнаруживали, что дошли аж до Московской, увлекшись разговорами ни о чём.

Мы в первый раз влюбились в одно и то же время, в одиннадцатом классе.
Наших мужчин даже звали одинаково - Александрами.
Нам нравилось грезить о том, как мы выйдем замуж и будем друг у друга свидетельницами на свадьбе, ведь какждая из нас знала о чувствах другой в мельчайших подробностях, включая сексуальные фантазии.
Мы придумывали имена будущим детям, обещая друг другу стать их крёстными.
Она утешала меня, когда моя первая любовь оказалась неразделённой, а я утешала её.

А теперь всё изменилось.

Наши дорожки потихоньку начали расходиться, мы уже преодолели эту развилку, но ещё идём паралеллельно.
И как бы я не замедляла шаг в надежде не расставаться с ней, совсем скоро лес новых людей и интересов встанет между нами, да такой плотной стеной, что не разглядеть друг друга и не докричаться.

Мы стали всё реже и реже встречаться.
В последний раз мы виделись около двух недель назад.
В тот день я впервые почувствовала, что моя сестра вдруг стала мне совсем чужой.

Знаете, так бывает у собак, которых хозяин надолго оставляет, чтобы уехать по делам. Потом он, конечно, приезжает, но псина долго не признаёт его. Нет, не потому, что таит на него обиду, а просто потому, что от Её Человека стало по-другому пахнуть.
Да-да, от неё даже стало пахнуть как-то иначе.
В школе она пахла простым лавандовым мылом, мелом, яблоками и кофе с молоком.
А теперь я с неприязнью начала улавливать новые, незнакомы запахи. Она внезапно запахла формалином, больницей, лекарствами и дезинфицирующими средствами (она учится в медицинском), и лакричными конфетами (она отчего-то полюбила их, эти отвратительные конфеты, напоминающие сироп от кашля из корня солодки).

Нам больше не о чем разговаривать, кроме как о её и моей учёбе. Это воистину идиотские беседы, скажу я вам. Она мне про гистологию, анатомичку и болезни, а я ей про фольклор, старославянский и правила нашего "великого и могучего".

Она больше не пишет стихов, а старые отказывается читать, якобы позабыв их все до единого четверостишия.

Увы, я теряю её.

Но я всё также вытаскиваю её погулять, отрывая от любимой учёбы, через силу разговариваю о медицине и таскаю ей эти её любимые гадкие сладости.

Я пишу ей письма по-испански на полях конспектов, пишу и стихи, но больше не читаю их вслух.

Mi hermana cubana,
tu sabes, que mi dolor
es mas fuerte que el amor.

No soy princesa, no soy artista,
pero mis ojos siempre estan tan tristes,
que tu me dices:
"Si, negro es tu color...".

Pero no sabes, hermana,
no sabes... Que pena,
quando tu alma se muera
como la azucena
en la charca.

перевод

Моя дорогая кубинская сестра,
ты ведь знаешь, что моя боль
гораздо сильнее моей любви.

Нет, я не принцесса, и не актриса,
но мои глаза всегда так грустны,
что ты говоришь мне:
"Да, чёрный - твой цвет...".

Но ты не знаешь, сестра моя,
ты не знаешь, как это больно,
когда твоя душа умирает,
словно лилия
на пруду.

@темы: стихи, люди

---

Давно уже заметила, что очень забавно наблюдать за появлением новых песен в контакте на страничках парней, с которыми встречалась встречаюсь.
Может быть, это и дурость - искать в словах песен, которые они добавляют, отражение их настоящих чувств, однако, порой параллели прочерчиваются очень чётко, все факты, так сказать, на лицо.

После первой встречи с Сергеем в полностью пустом списке аудиозаписей ни с того, ни с сего появляется песня группы "Рождество" - "Ты знаешь, так хочется жить":
"Ты знаешь, так хочется жить,
Просыпаться с тобою на рассвете,
Взять, и кофе сварить,
Пока ещё спят все на свете...".

После первого поцелуя с ним, он внезапно добавляет песню "Одинокого орла" - "Я вырвал первый поцелуй":
"С высоких гор спускается туман,
Когда всю ночь шумит кафе-шантан.
В конце закатов лестниц и дверей
Мы пьем коньяк с возлюбленной моей.

Сирень в петлице, твёрд воротничок,
Хрустят манжеты, галстук прост и строг.
Откинусь в кресле перейду к вину.
Как я осмелюсь, как же я начну?

С высоких гор спускается туман,
Когда все ближе с моря ураган,
Но в эту ночь под сенью сонных струй
Я лаской вырвал первый поцелуй!

Ловлю твой взор с улыбкой на губах.
В браслетах руки голые впотьмах,
Глубокий вырез, стрелка на чулке,
И туфли на высоком каблуке.

С высоких гор спускается туман,
И опустел ночной кафе-шантан.
Ты, удаляясь, станешь мне чужой,
Прическу взбив рассеянной рукой...".

Стоило мне написать ему "Я соскучилась", и в противоречие его скупому ответу "По мне не надо скучать, достаточно просто помнить" появляется песня Мии Мартины "Tu me manques":
"Я не могу, я не могу обойтись
Без нас с тобой, нас с тобой.
Я не могу, я не могу забыть,
А-а-а, ведь ты скучаешь по мне...".

Перед нашей последней встречей, когда он решился снова вернуться, он слушал песню Евгения Барса - "Я уходил, но возвращался каждый раз":
"Я уходил, но возвращался каждый раз,
С ума сходил от твоих губ и твоих глаз.
Я упустил последний шанс,
И время разлучило нас.

Всё течёт, всё бежит, всё
Куда-то спешит, изменяется.
Ты прости, я ушёл, и с тобой
Кто-то новый встречается.
Только сны о тебе до сих пор
Ко мне вновь возвращаются,
Ведь я всерьёз, любил до слёз...".

Но после моего последнего письма, в котором я высказала ему всё, что я о нём думала, и хорошее, и плохое, он добавил к себе последнюю песню.
После неё его плейлист не обновлялся вот уже почти месяц.
Она до сих пор отображается в его статусе.
Это песня группы "Кабриолет" - "Ты меня обидела":
"Ты меня обидела,
Мое сердце ранила,
Розу белую мою
На снегу оставила.

А сердце плачет и грустит,
Злая вьюга надо мной кружит.
В дверь твою стучался,
Не открыла ты.
Роза белая моя
На снегу лежит...".

Ей-богу, если бы я так на него не злилась, то определённо почувствовала бы себя виноватой.
Я обидела его?
Смешно, однако.
Какая же я жестокая!
Ну, видимо, не для меня его роза цвела...

А вообще, порой песни и правда могут многое поведать о человеке, ИМХО.
Нет, я не о музыкальных вкусах, а именно о содержании песен.

По моему плейлисту так вообще можно составить биографию, если разложить все песни по датам...

@темы: музыка, мои люболи