Вчера мне написала А.
Мол, "...я бы прогулялась, честно говоря...".
Ну, мы и прогулялись.
Завалились в "KillFish", но он словно внезапно стал призраком, невидимым и оттого пустым - три девчонки за столиком в уголке, уплетающие суши и сосущие через трубочки цветные коктейли, два парня на диванчике в конце зала, пьющие пиво из больших запотевших бокалов вприкуску с какой-то хрустящей пакостью, источающей прожорливый запах чеснока, да одинокий бармен у стойки.
Громкая музыка, бьющая по ушам, один унылый футбольный матч на всех экранах.
Как и в трёх соседних барах.
"Ночь Музеев"! - улицы безлюдны, в барах и клубах бухают одни бармены да заскучавшие стриптизёрши.
Проторчав часа три в баре (я со стаканом "Мятного бриза", а А. - с "Кровавой Мери"), две унылые филологини (А. - филолог до мозга костей, только английский) поплелись на поиски приключений.
К часу ночи гудящие ноги кое-как приволокли нас в кинотеатр на ночной показ "Годзиллы".
Купив колу (настроение выпить чего-нибудь покрепче внезапно пропало), пакет попкорна и по коробке начос, мы развались на креслах в центре пустого зала и скинули туфли.
На экране добрая Годзилла дралась с двумя мутировавшими комарами-кузнечиками, мечтающими поскорее спариться и заселить всю Землю своими мутантами-отпрысками.
Романтичный момент, в котором малюсенький крылатый самец, с любовью взирая на гигантскую бескрылую самочку, из жвал в жвала передавал возлюбленной ядерную ракету (милейшие существа питались радиацией), нас умилил.
А потом мы поплелись гулять по ночным улицам.
Ночной воздух дышал нам в лица влажным ароматом цветущей черёмухи,
фонари роняли на пустынные проезжие части ярко-оранжевые пятна...
Мы рвали с деревьев пышущие одурманивающим запахом весны ветки, усыпанные пушистыми белоснежными соцветиями,
плели венки из жёлтых хрустящих одуванчиков,
играли в гляделки с жутковатой, огромной и округлой, но уже надкусанной с краю луной,
видели тётку в голубых лосинах, рассекающую ночную прохладу на велосипеде с подсветкой под оглушительную музыку, льющуюся из динамиков мобильного телефона, висящего у ней на шее,
убегали от поливальной машины вдоль универмага, вереща и задыхаясь от смеха...
Трезвые, но такие сказочно счастливые и молодые, мы не шли, а порхали по одиноким улочкам.
Пели колыбельные спящему на лавочке пареньку возле бульвара, уставленного столиками уже закрытых уличных кафе:
"I wanna be loved by you,
just you and nobody else but you
I wanna be loved by you
alone poo poo pi doo...",
кокетливо надували губки и кружились в свете фонарей.
Грациозно танцевали на одном из городских пустырей, горланя:
"Non! Rien de rien ...
Non! Je ne regrette rien
Ni le bien qu'on m'a fait
Ni le mal tout ça m'est bien égal!", чуть не плача, но веря, что:
"Нет! Ни о чём...
Нет, я не жалею ни о чём
Ни о добре, которое мне сделали,
Ни о зле, мне все равно".
А под утро, усталые, сидели во дворе на скамейке, вытянув несчастные ноги и поджидая, когда же стрелка часов доползет до шести, чтобы успеть поймать первую маршрутку.
Маршрутка приехала в 6:02, А. чмокнула меня в щёку и помчалась к остановке, а я, словно пьяная, поплелась к дому, не чувствуя от усталости ни ног, ни грусти от того, что утро пришло на смену настолько волшебной ночи...
"Ночью приятно шататься по улицам голыми
И по асфальту пинками гонять свои светлые головы,
Пить из горла в тишине городских пустырей,
Кровью писать слово «хуй» на дверях упырей.
Всё хорошо. Мы с тобою всегда будем вместе.
Месяц, как знак копирайт, установлен в положенном месте.
Свет фонарей наставляет на правильный путь.
Город безлюдный ночной мы не можем ни в чём упрекнуть".
Xaoc47.
Мол, "...я бы прогулялась, честно говоря...".
Ну, мы и прогулялись.
Завалились в "KillFish", но он словно внезапно стал призраком, невидимым и оттого пустым - три девчонки за столиком в уголке, уплетающие суши и сосущие через трубочки цветные коктейли, два парня на диванчике в конце зала, пьющие пиво из больших запотевших бокалов вприкуску с какой-то хрустящей пакостью, источающей прожорливый запах чеснока, да одинокий бармен у стойки.
Громкая музыка, бьющая по ушам, один унылый футбольный матч на всех экранах.
Как и в трёх соседних барах.
"Ночь Музеев"! - улицы безлюдны, в барах и клубах бухают одни бармены да заскучавшие стриптизёрши.
Проторчав часа три в баре (я со стаканом "Мятного бриза", а А. - с "Кровавой Мери"), две унылые филологини (А. - филолог до мозга костей, только английский) поплелись на поиски приключений.
К часу ночи гудящие ноги кое-как приволокли нас в кинотеатр на ночной показ "Годзиллы".
Купив колу (настроение выпить чего-нибудь покрепче внезапно пропало), пакет попкорна и по коробке начос, мы развались на креслах в центре пустого зала и скинули туфли.
На экране добрая Годзилла дралась с двумя мутировавшими комарами-кузнечиками, мечтающими поскорее спариться и заселить всю Землю своими мутантами-отпрысками.
Романтичный момент, в котором малюсенький крылатый самец, с любовью взирая на гигантскую бескрылую самочку, из жвал в жвала передавал возлюбленной ядерную ракету (милейшие существа питались радиацией), нас умилил.
А потом мы поплелись гулять по ночным улицам.
Ночной воздух дышал нам в лица влажным ароматом цветущей черёмухи,
фонари роняли на пустынные проезжие части ярко-оранжевые пятна...
Мы рвали с деревьев пышущие одурманивающим запахом весны ветки, усыпанные пушистыми белоснежными соцветиями,
плели венки из жёлтых хрустящих одуванчиков,
играли в гляделки с жутковатой, огромной и округлой, но уже надкусанной с краю луной,
видели тётку в голубых лосинах, рассекающую ночную прохладу на велосипеде с подсветкой под оглушительную музыку, льющуюся из динамиков мобильного телефона, висящего у ней на шее,
убегали от поливальной машины вдоль универмага, вереща и задыхаясь от смеха...
Трезвые, но такие сказочно счастливые и молодые, мы не шли, а порхали по одиноким улочкам.
Пели колыбельные спящему на лавочке пареньку возле бульвара, уставленного столиками уже закрытых уличных кафе:
"I wanna be loved by you,
just you and nobody else but you
I wanna be loved by you
alone poo poo pi doo...",
кокетливо надували губки и кружились в свете фонарей.
Грациозно танцевали на одном из городских пустырей, горланя:
"Non! Rien de rien ...
Non! Je ne regrette rien
Ni le bien qu'on m'a fait
Ni le mal tout ça m'est bien égal!", чуть не плача, но веря, что:
"Нет! Ни о чём...
Нет, я не жалею ни о чём
Ни о добре, которое мне сделали,
Ни о зле, мне все равно".
А под утро, усталые, сидели во дворе на скамейке, вытянув несчастные ноги и поджидая, когда же стрелка часов доползет до шести, чтобы успеть поймать первую маршрутку.
Маршрутка приехала в 6:02, А. чмокнула меня в щёку и помчалась к остановке, а я, словно пьяная, поплелась к дому, не чувствуя от усталости ни ног, ни грусти от того, что утро пришло на смену настолько волшебной ночи...
"Ночью приятно шататься по улицам голыми
И по асфальту пинками гонять свои светлые головы,
Пить из горла в тишине городских пустырей,
Кровью писать слово «хуй» на дверях упырей.
Всё хорошо. Мы с тобою всегда будем вместе.
Месяц, как знак копирайт, установлен в положенном месте.
Свет фонарей наставляет на правильный путь.
Город безлюдный ночной мы не можем ни в чём упрекнуть".
Xaoc47.
я почему-то видел на улицах какие-то нереальные толпы. во всяком случае, до половины третьего точно (в центре, есессно. на севере к трем уже было пусто) и адская пробка на Кронверкской набережной, это в два часа ночи!