На смену дураку-апрелю, то радовавшему нас тёплым, почти летним солнцем, то пугавшему утренним морозцем, медленно подкрадывается май, а вместе с ним и майские праздники.
По телевизору круглосуточно крутят кино о Войне, государство готовится к параду, защитники Родины начищают до блеска ордена и медали, в школах начинаются классные часы, чтения и встречи с ветеранами.
Не знаю как вам, а мне в майские праздники время от времени хочется запереться в квартире на ключ и отключить радио и телевизор.
Я чисто физически не могу смотреть чёрно-белое кино о войне и читать книги.
Когда мне было лет семь, я посмотрела по телевизору "Судьбу человека", но до конца смогла досмотреть только к 11 - расплакалась и переключила канал.
Но и в 11 долго не осмеливалась открыть книгу Шелохова.
Сейчас мне 20, но каждое произведение советского или современного кинематографа о Войне, ровно как и книга, вполне способно выбить меня из колеи как минимум на несколько часов.
Я не могу смотреть на кошмары минувшей Войны, но смотрю.
Не могу читать о чувствах людей, воочию их увидевших, но читаю.
Я заставляю себя.
Размазываю по физиономии слёзы, но заставляю.
Потому что ничто из случившегося не следует забывать.
И никто из проливших кровь или даже слезы в то время не должен быть позабыт.
Когда мой прадедушка был ещё жив, он, сколько я себя помню, всегда отвечал на вопросы о Войне так - "Я воевал, чтобы вас никогда не коснулись все эти ужасы, чтобы вы и не знали, что есть на Земле такая вот злоба..." - и никогда не рассказывал о том, что ему довелось увидеть.
Возможно, он был прав.
Но я считаю себя не в праве позволить памяти о тех людях прерваться.
Потому что он воевал.
Потому что моя прабабушка, одетая в валенки и тулуп, в зверский мороз охраняла с винтовкой Кировский завод, такая молоденькая и худенькая, что и стрелять-то бестолку - за косу схватил и всё.
А другого прадедушку в голодное время едва не съели четверо в подворотне, да он сбежал из последних сил, поскальзываясь и падая до самого дома.
В своё время я, будучи школьницей, вызвалась "проводить" одну встречу с ветеранами и в начале чуть было не сбежала в слезах.
Это страшно.
Слушать рассказы бабушек и дедушек о Тех Днях, смотреть на их лица, которые вопреки всем виденным ими кошмарам всё ещё озаряются улыбками, - страшно.
Я стояла на сцене и читала стихотворение, выворачивавшее мне нутро инородной болью.
Моё лицо горело, руки, вспотевшие от страха, дрожали.
Читала ровным и громким голосом, стойко не проронив ни единой слезинки и отважно выпрямив спину.
Они, все они, не сломались, не давали волю слезам и предательской дрожи в голосе, а ведь могли, ведь имели право.
Значит я - благодаря им не узнавшая запаха крови и пороха - не могла и подавно.
И не смела посмотреть на них, сидевших с гордо расправленными плечами несмотря на то, что их спины бессовестно скрючила старость.
На ордена и медали, украшавшие лацканы их пиджаков, на их торжественные лица.
В их глаза, внезапно загоревшиеся невесть откуда взявшейся былой молодостью и отвагой.
А когда под потолком актового зала прогремело последнее четверостишие, произнесенное моим, но каким-то чужим, незнакомым мне голосом, и он взорвался аплодисментами - посмотрела.
И увидела какую-то бабушку в центре зала, седую и хрупкую как одуванчик, а в её глазах на испещрённом морщинами лице - слёзы.
И благодарность.
И какого-то дедушку, едва ли не со скрипом вставшего со своего стула в первом ряду - протянуть мне свой букет красных гвоздик, которые мы, школьники, дарили всем ветеранам перед праздничным концертом.
Что бы вы почувствовали?
Они, у которых всё наше грешное поколение обязано валяться в ногах, благодарны нам просто за то, что мы не забыли, что мы их помним и хотя бы раз в год дарим им жалкие крохи собственной благодарности за своё защищённое прошлое, счастливое настоящее и спасённое будущее!
Гордость?
Смущение?
Стыд!
Мне было стыдно.
И сейчас - стыдно.
За то, что мы разбазариваем подаренное нам время, разваливаем отвоёванную для нас страну, забываем о прошлом и не задумываемся о будущем.
За себя, за своих сверстников и соотечественников.
И за иностранцев, как свора собак грызущихся в бесконечном споре за то, чьей была победа в этой войне и кому пришлось хуже, а кому слаще.
За моего знакомого из Чехии, который как-то раз, в разговоре о Великой Отечественной Войне кричал мне в лицо - "Не ври мне! Не ври, это всё советская пропаганда! Ну не могли ваши выжить, умерли бы с голоду! От холода сдохли бы! Вот нам, чехам, о-го-го как тяжко было - мы гречкой питались! Представляешь? Одной гречкой! Так что не смеши..."
Ему смешно, а наши выжили. Жрали ворон, голубей и людей, но выжили. А ему смешно.
За отца, поучавшего - "Ничего не случилось бы, победи в той войне Германия! Мы бы жили сейчас в счастливой и процветающей стране, пили пиво и ели немецкие сосиски. И тебя бы звали не Соня, а Зонья", нацепившего одну из прабабушкиных медалей на брелок для ключей и даже возжелавшего как-то раз набить свастику на предплечье.
И за учителей, презрительно взиравших на нас, подростков, и с пеной у рта доказывавших, будто на нас прервется Военная Память.
А она не прервётся.
На мне - нет.
И на моих детях.
И на моих внуках.
И пусть они уже не увидят в живую ни одного ветерана, они передадут последние крупицы Памяти правнукам.
Пока живёт Память о Войне - живы Герои.
Люди истлеют в могилах, чёрно-белые фотокарточки, письма с расплывающимися чернилами и похоронки рассыплются в пыль, ордена и медали рано или поздно тоже сожрёт время, растеряет по планете судьба.
А воспоминания - бессмертны.
По телевизору круглосуточно крутят кино о Войне, государство готовится к параду, защитники Родины начищают до блеска ордена и медали, в школах начинаются классные часы, чтения и встречи с ветеранами.
Не знаю как вам, а мне в майские праздники время от времени хочется запереться в квартире на ключ и отключить радио и телевизор.
Я чисто физически не могу смотреть чёрно-белое кино о войне и читать книги.
Когда мне было лет семь, я посмотрела по телевизору "Судьбу человека", но до конца смогла досмотреть только к 11 - расплакалась и переключила канал.
Но и в 11 долго не осмеливалась открыть книгу Шелохова.
Сейчас мне 20, но каждое произведение советского или современного кинематографа о Войне, ровно как и книга, вполне способно выбить меня из колеи как минимум на несколько часов.
Я не могу смотреть на кошмары минувшей Войны, но смотрю.
Не могу читать о чувствах людей, воочию их увидевших, но читаю.
Я заставляю себя.
Размазываю по физиономии слёзы, но заставляю.
Потому что ничто из случившегося не следует забывать.
И никто из проливших кровь или даже слезы в то время не должен быть позабыт.
Когда мой прадедушка был ещё жив, он, сколько я себя помню, всегда отвечал на вопросы о Войне так - "Я воевал, чтобы вас никогда не коснулись все эти ужасы, чтобы вы и не знали, что есть на Земле такая вот злоба..." - и никогда не рассказывал о том, что ему довелось увидеть.
Возможно, он был прав.
Но я считаю себя не в праве позволить памяти о тех людях прерваться.
Потому что он воевал.
Потому что моя прабабушка, одетая в валенки и тулуп, в зверский мороз охраняла с винтовкой Кировский завод, такая молоденькая и худенькая, что и стрелять-то бестолку - за косу схватил и всё.
А другого прадедушку в голодное время едва не съели четверо в подворотне, да он сбежал из последних сил, поскальзываясь и падая до самого дома.
В своё время я, будучи школьницей, вызвалась "проводить" одну встречу с ветеранами и в начале чуть было не сбежала в слезах.
Это страшно.
Слушать рассказы бабушек и дедушек о Тех Днях, смотреть на их лица, которые вопреки всем виденным ими кошмарам всё ещё озаряются улыбками, - страшно.
Я стояла на сцене и читала стихотворение, выворачивавшее мне нутро инородной болью.
Моё лицо горело, руки, вспотевшие от страха, дрожали.
Читала ровным и громким голосом, стойко не проронив ни единой слезинки и отважно выпрямив спину.
Они, все они, не сломались, не давали волю слезам и предательской дрожи в голосе, а ведь могли, ведь имели право.
Значит я - благодаря им не узнавшая запаха крови и пороха - не могла и подавно.
И не смела посмотреть на них, сидевших с гордо расправленными плечами несмотря на то, что их спины бессовестно скрючила старость.
На ордена и медали, украшавшие лацканы их пиджаков, на их торжественные лица.
В их глаза, внезапно загоревшиеся невесть откуда взявшейся былой молодостью и отвагой.
А когда под потолком актового зала прогремело последнее четверостишие, произнесенное моим, но каким-то чужим, незнакомым мне голосом, и он взорвался аплодисментами - посмотрела.
И увидела какую-то бабушку в центре зала, седую и хрупкую как одуванчик, а в её глазах на испещрённом морщинами лице - слёзы.
И благодарность.
И какого-то дедушку, едва ли не со скрипом вставшего со своего стула в первом ряду - протянуть мне свой букет красных гвоздик, которые мы, школьники, дарили всем ветеранам перед праздничным концертом.
Что бы вы почувствовали?
Они, у которых всё наше грешное поколение обязано валяться в ногах, благодарны нам просто за то, что мы не забыли, что мы их помним и хотя бы раз в год дарим им жалкие крохи собственной благодарности за своё защищённое прошлое, счастливое настоящее и спасённое будущее!
Гордость?
Смущение?
Стыд!
Мне было стыдно.
И сейчас - стыдно.
За то, что мы разбазариваем подаренное нам время, разваливаем отвоёванную для нас страну, забываем о прошлом и не задумываемся о будущем.
За себя, за своих сверстников и соотечественников.
И за иностранцев, как свора собак грызущихся в бесконечном споре за то, чьей была победа в этой войне и кому пришлось хуже, а кому слаще.
За моего знакомого из Чехии, который как-то раз, в разговоре о Великой Отечественной Войне кричал мне в лицо - "Не ври мне! Не ври, это всё советская пропаганда! Ну не могли ваши выжить, умерли бы с голоду! От холода сдохли бы! Вот нам, чехам, о-го-го как тяжко было - мы гречкой питались! Представляешь? Одной гречкой! Так что не смеши..."
Ему смешно, а наши выжили. Жрали ворон, голубей и людей, но выжили. А ему смешно.
За отца, поучавшего - "Ничего не случилось бы, победи в той войне Германия! Мы бы жили сейчас в счастливой и процветающей стране, пили пиво и ели немецкие сосиски. И тебя бы звали не Соня, а Зонья", нацепившего одну из прабабушкиных медалей на брелок для ключей и даже возжелавшего как-то раз набить свастику на предплечье.
И за учителей, презрительно взиравших на нас, подростков, и с пеной у рта доказывавших, будто на нас прервется Военная Память.
А она не прервётся.
На мне - нет.
И на моих детях.
И на моих внуках.
И пусть они уже не увидят в живую ни одного ветерана, они передадут последние крупицы Памяти правнукам.
Пока живёт Память о Войне - живы Герои.
Люди истлеют в могилах, чёрно-белые фотокарточки, письма с расплывающимися чернилами и похоронки рассыплются в пыль, ордена и медали рано или поздно тоже сожрёт время, растеряет по планете судьба.
А воспоминания - бессмертны.
И вот, что страшно — весь мир начал забывать. В японских учебниках по истории не пишут про Хиросиму и Нагасаки, чтобы ненароком не обидеть американцев. По Европе гуляет ревизионизм — "Не ври мне! Не ври, это всё советская пропаганда!" "Ничего не случилось бы, победи в той войне Германия!"
Если так и будет продолжаться, то эту рану, которую в последние годы пытаются заклеить и заживить всеми силами, придётся обновлять уже нам и нашим детям. Чтобы из неё опять текла кровь, чтобы последующие поколения продолжали чувствовать эту боль и клясться, что "больше — никогда". Пока снова всё не забудут.
Стыд - это удел проигравших стран. Мне ни разу ни за что не стыдно, мои предки выйграли, я живу, на мне и моих родственниках нет никакого пятна геноцида. Я чувствую гордость, что я часть того поколения, что у меня все дедушки и бабушки воевали, что я их знала.
А воспоминания - бессмертны.
ничто не бессмертно. как только всем надоест поддерживать интерес к дню победы или будет день победы в другой войне о 2й мировой будут говорить как о войне с Наполеоном - никто и не знает кагда у той войны был день победы, никому нет интереса даже до 1й мировой. Со всем происходит тоже самое. Всегда находятся более интересные вещи, которые еще свежи в памяти, которые полностью вытесняют старое.
Советские войска не пустили немцев в Москву, Ленинград был взят в блокаду, но выстоял. И именно советские войска, как было сказано, "надавали пизды" Гитлеру и вошли на территорию Германии, когда освободили Ленинград и начали отвоевывать оккупированные немцами земли, по пути не забыв про Чехословакию и Польшу.
как только всем надоест поддерживать интерес к дню победы - твою ж мать, это же не новомодный клип или новая нашумевшая звезда эстрады, здесь неуместно слово "надоест"!
Как и фраза более интересные вещи!
Войны - и первая мировая, и вторая, - это не "интересные вещи", а вещи ужасные. И дай бог, чтобы с нами не случилось ничего "поинтереснее"....
Потому что с таким к этому отношением мы никому "пизды" не надаём.
А мы с вами не спорим, ми ведём дискуссию))) Но вы ведь не можете отрицать, что наша страна внесла гораздо больший вклад в достижение победы на фашизмом, чем об этом принято говорить как в других странах, так и, увы, в России?
Ничего не случилось бы, победи в той войне Германия! Мы бы жили сейчас в счастливой и процветающей стране
жили бы, да не мы) печально, что на свете есть люди, у которых вообще язык поворачивается такое говорить. Миллионы людей свои жизни отдали, чтобы такие как он жили и ходили по зеленой траве, видели голубое небо, щурились от тёплых лучей яркого солнца.